Владелец крупнейшей сети кофе-баров в россии объяснил ее продажу.

Вадим Дымов

Основатель и владелец компаний «Дымовское колбасное производство», «Суздальская керамика», «Республика» (сеть книжных магазинов) и «Рубеж» (кафе и рестораны)

Сейчас можно начинать любой бизнес, основанный на замещении импорта из Европы. Это может быть что-то несложное. Надо просто проанализировать то, что массово покупалось. Для этого можно просто обратиться к таможенной статистике. Это могут быть и продукты питания. Как сделать такой бизнес? Да точно так же: руками и ногами, с холодной головой и горячим сердцем. Кризис толком ничего не изменил, люди - те же, чиновники - те же. Вероятно, покупательская способность изменилась, и то на время. Да и для стартапа это не важно.

Нужно заниматься сельским хозяйством. Например, как мне брат Егор [Дуда] предлагает: все уезжаем на Дальний Восток, берем «путинскую землю» (но не по 1 га, а по 100 га) и начинаем в зоне рискованного земледелия выращивать сою, а потом продаем ее в Китай. Соя - отличный бизнес. Молоко - тоже хорошо.

Что еще? Мелкая машиностроительная логистика или комплектующие для сборки. В маленьких городах сейчас можно создавать небольшие склады и развивать сервис для среднего и малого бизнеса. У нас эти ниши пустуют. Можно российскую мебель делать. Я вот хочу построить столярную мастерскую. Неожиданно? Ну, а что, приятно ведь сидеть и есть за мебелью, которую сам сделал. А еще можно стать чиновником, получить деньги и срок потом тоже, но это другая история.

Олег Тиньков

Основатель питерской сети «Техношок» и пельменного бренда «Дарья», в 2003 году создал пивоваренную компанию «Тинькофф», а в 2006 году - банк «Тинькофф Банк».

Ближайшее будущее за медицинскими стартапами, за всем, что связано с медициной: БАДы и лекарства, аптеки, клиники и госпитальный сектор. А если для этого нет соответствующих инвестиций, то можно заняться приложениями по онлайн-консультированию и рекомендациям на основе гаджетов - здесь целое раздолье. Мы стали жить дольше, тела стали стареть активнее, и за ними нужен уход. В этом смысле Россия отстала от мировых наработок на 15-20 лет, но это дает возможность для copypaste. В идеале было бы неплохо инвестировать в НИОКР и медицинские разработки, но это дорого и долго окупается - у нас так делать не привыкли.

Федор Овчинников

Основатель сети книжных магазинов «Сила ума» и сети пиццерий «ДоДо Пицца»

В сложные кризисные времена можно начинать абсолютно любой бизнес, ведь кризис - это только новая система координат, жизнь при этом не останавливается, меняются только правила игры. Здесь важно не «что», а «как».

«Мерседесы» будут покупать всегда, независимо от кризиса, нужно только найти конкурентоспособную бизнес-модель, чтобы победить в новых условиях. При этом у новых игроков однозначно есть шансы, ведь они могут начать с нуля, выстраивая бизнес в новых координатах.

После того как я потерпел первую серьезную неудачу в своей «предпринимательской карьере» [продажа книжных магазинов за бесценок], я начинаю любой бизнес так, как будто на дворе тяжелый кризис. Я сразу задаю себе вопрос: «Что будет с моим бизнесом, когда все будет плохо, даже если сейчас все очень хорошо?» Мне кажется, теперь в стране прекрасная возможность для старта здорового и сильного бизнеса.

Давид Якобашвили

Начинал как совладелец казино «Метелица» на Новом Арбате и автодилера «Тринити-моторс», стоял у истоков компании «Вимм-Билль-Данн», теперь развивает корпорацию «Биоэнергия» (переработка торфа)

В текущей ситуации стоит сосредоточиться на бизнесе, который сможет приносить удовольствие, умиротворение и успокоение. Я бы посоветовал стартаперам заняться делом, в которое не жалко вложиться, бизнесом, который может доставить позитивные эмоции. Ведь говорить сейчас о новом бизнесе, который мог бы стать доходным, - сложно: к сожалению, ставка рефинансирования сегодня оставляет желать лучшего. Так что, как нам всем посоветовал министр экономического развития Алексей Улюкаев, - «самое время заняться семьей и духовным развитием».

Сергей Белоусов

Сооснователь компании Rolsen и софтверных компаний Parallels и Acronis, а также венчурного фонда Runa Capital

Дать конкретный ответ на такой вопрос тяжело, но можно оттолкнуться от простых фактов. Первый - в России сильно подешевела квалифицированная рабочая сила, люди стали лояльнее к своим работодателям, начали работать старательнее. В итоге любой экспортный бизнес получил серьезные конкурентные преимущества. В частности, это относится к экспортному IT-бизнесу, который разрабатывает технологии в России, а продает по всему миру. Я отлично вижу это на примере Acronis, Parallels и портфеля Runa Capital. Такие компании чувствуют себя очень хорошо, и лучший пример здесь - NGINX. Так что можно посоветовать стартовать с таким бизнесом.

Второй факт - в рецессию большим преимуществом является наличие cash, а его отсутствие - серьезным риском. Тем, кто хорошо следит за своим наличным состоянием, в кризис обычно выпадают возможности недорого покупать другие бизнесы. А для тех, кто не уделяет этому внимания, есть риск быть, наоборот, купленным. Обеими возможностями надо быть готовым воспользоваться.

Александр Кравцов

Основатель и владелец компании «Руян», через которую сначала торговал обувной косметикой и средствами от комаров. Потом создал зонтичный бренд «Экспедиция», под которым продаются товары для туристов и подарки. Владеет несколькими ресторанами и организовывает различные экспедиции.

Сейчас можно начинать любой бизнес, если есть сильные люди, то они смогут его сделать. Важно сохранять бодрость духа, вкладывать душу в проект. Если не бояться, не зарывать голову в песок, то все обязательно получится.

Я всегда считал, что кризисов не существует. Сейчас масса схлопывающихся рынков. Но я знаю много предприятий, которые перегружены заказами. Например, в России есть единственная фирма, которая шьет рюкзаки, у них масса заказов. Крайне интересные темы - это продукты питания, внутренний туризм. Все рынки интересны, а особенно те, с которых ушли иностранцы. Если сейчас проехать по Садовому кольцу в Москве, то можно увидеть много предложений по аренде, год назад такого не было.

Но сейчас нужно быть аккуратнее с постоянными расходами. На рынке происходят существенные изменения, возвращается рынок работодателя: раньше работники были привередливыми, людей с высокой квалификацией было мало, а сейчас много свободных специалистов. Сегодня важен здоровый цинизм в управлении: не иметь ненужных расходов, не платить высоких зарплат, дорогой аренды и не инвестировать в то, во что вы стали бы инвестировать раньше.

Фото: ТАСС , PhotoXPress, Екатерина Кузьмина/РБК, facebook.com/ovchinnikov.fedor

Предприниматель, который по итогу сделки получит 151 млн руб., решил сосредоточиться на развитии образовательных центров Like за рубежом и запуске сети жилых и рабочих smart-пространств в России

Аяз Шабутдинов (Фото: Олег Яковлев / РБК)

26-летний предприниматель Аяз Шабутдинов рассказал РБК о причинах продажи своей доли в сети Coffee Like, в структуру которой входили розничные кофейни в Ижевске и Москве, управляющая компания ООО «Кофе Лайк» (занимается продажей франшиз) и ООО «Логистика кофе» (отвечает за поставку кофе и других расходных материалов в точки партнеров). Coffee Like, которая считается крупнейшей в России сетью заведений с кофе навынос, приобрела группа частных инвесторов. Оценочная стоимость компании составляет 200 млн руб., по итогу сделки Шабутдинов получит 151 млн руб.

Их имена предприниматель не называет, но уточняет: «Сеть принадлежала мне на 75,5%. Из них 50,6% принадлежали мне как физическому лицу и еще 24,9% — через компанию «Лайк Бизнес». Совладельцы не только остались в компании, но решили также принять участие в сделке и увеличить свою долю в бизнесе». По данным СПАРК, совладельцами ООО «Кофе Лайк» являются предприниматели Иван Ермилов и Александр Нудин: у каждого из них по 12,25% компании. Это позволяет предположить, что по крайней мере часть доли Шабутдинова приобрели его бывшие партнеры.

«Причиной продажи Coffee Like стала смена фокуса группы компаний «Лайк» в сторону других проектов, — говорит Шабутдинов. — Это не позволило бы обеспечить Coffee Like тот быстрый рост, который позволяет ее рыночный потенциал».

Решение о продаже сети кофеен было принято в начале 2018 года. В это время Шабутдинов уже сосредоточился на развитии образовательных центров Like. Центры проводят очные курсы для предпринимателей, которые Шабутдинов запустил весной 2015 года как продолжение своего бизнес-блога «ВКонтакте» (649 тыс. подписчиков) и роликов на канале YouTube (224 тыс. подписчиков). Сегодня образовательные центры Like представлены в 241 российском городе. По словам предпринимателя, за три года образовательные программы прошли 831 тыс. человек. Платных клиентов было 237 тыс. при среднем чеке 4,5 тыс. руб. с одного человека. Стоимость платных программ — от 500 руб. (трехдневный курс) до 1,5 млн руб. (шесть месяцев в мини-группах с приглашенными экспертами и трекингом).

Из заявок выпускников своих курсов Шабутдинов отбирает несколько проектов, которые продолжают развиваться с помощью инвестиций группы компаний Like. «В данный момент в нашем пуле потенциально интересных проектов — 63 компании, с которыми мы находимся на разных этапах работы: с кем-то только знакомимся и проводим аудит, а кому-то уже сделали предложение и ведем переговоры о цене», — говорит Шабутдинов. По его словам, из 50 полученных предложений примерно десять рассматриваются инвестиционным комитетом, после чего компания приобретает долю в одном-трех проектах.

По словам Шабутдинова, «Лайк Центр» имеет высокую динамику роста: в 2015 году выручка сети образовательных центров составляла 48,5 млн руб., в 2017 году — уже 327,5 млн руб., за первые восемь месяцев 2018 года — 744,8 млн руб. «Немалую часть продаж делают наши партнеры в регионах, поэтому наших денег там около 74,7%». Сейчас Шабутдинов готовит центры Like к выходу на западный рынок. «Первые образовательные мероприятия уже были успешно проведены в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и Лондоне. Правда, пока учиться приходит преимущественно русскоязычная аудитория, — признается Шабутдинов. — Часть денег, вырученных от продажи Coffee Like, пойдет как раз на экспансию проекта за рубеж».

Помимо образовательного проекта предприниматель решил развивать проект в сфере недвижимости. Он планирует приобретать в собственность объекты площадью от 1000 до 5000 кв. м в разных городах России, объединяя их в сети жилых и рабочих smart-пространств. «Стандартные квартиры и офисы, на мой взгляд, — это архаизм, особенно для поколений Z и Y, — говорит Шабутдинов. — Они хотят уже сегодня подписать договор, отдать деньги и начать жить или работать в помещении, где все оборудовано. А после — также без затруднений иметь возможность съехать. Мы решили объединить smart-пространства с sharing-экономикой. Благодаря ИТ-системе управления ценами за помещения мы сможем эффективно использовать каждый квадратный метр и получать доход выше, чем в среднем по рынку недвижимости».​

Частью целевой аудитории новой сети должны стать предприниматели, которые обучаются в образовательных центрах Like. «Как нам кажется, мы неплохо понимаем их проблемы, поэтому решили создать для них «свое место». Мы строили концепцию, опираясь на уже существующий мировой опыт, собственные исследования, глубинные интервью и, в конце концов, на свои собственные потребности, поскольку и сами являемся целевой аудиторией», — говорит Шабутдинов.

Аяз Шабутдинов — совладелец более 20 компаний (хостелы, барбершопы, языковая школа и пр.), часть из которых развиваются по франшизе. Coffee Like — один из первых проектов семейства Like. Шабутдинов запустил сеть в 2013 году вместе с ижевским предпринимателем Зуфаром Гариповым. На момент продажи сеть насчитывала 408 точек, большинство которых были открыты по франшизе. В 2017 году Гарипов продал свою долю Шабутдинову и занялся развитием сети салонов лазерной эпиляции.

Гендиректор вологодского ЗАО «Мезон» рассказал РБК Вологодская область, почему компания - успешный трейдер компьютерной техники решила заняться точной металлообработкой.

В 1994 году, компания, только что созданная молодым вологодским инженером, выпускником местного Политеха занялась остромодным и чрезвычайно востребованным в то время делом — продажей компьютерной техники, фактически создавая в регионе новый, до того не существовавший рынок. И сейчас новое для Вологодчины направление инновационного инжиниринга, которое развивает «Мезон», снова оказывается «передним краем» отечественной экономики…

— Такой выбор — это логика бизнеса или черта характера?
— Наверное, и то, и другое. Когда мы открывали предприятие, компьютерной техники реально в стране не хватало. Но тогда мы выбирали достаточно сложные пути — не просто продавали готовое, но организовали сначала собственную сборку компьютеров. А потом, кроме продажи, сборки и сервиса, организовали еще и учебный центр, чтобы готовить пользователей для нашего продукта. Центр работает до сих пор и в нем проходят обучение до 1500 детей. А после 2010 года мы занялись производственной деятельностью — у нас появились и серьезное металлообрабатывающее оборудование, и специализация в области точной металлообработки.

— Здесь-то в чем ваш интерес?
— В какой-то мере наш выбор связан с историей развития предприятия. Ряд наших работников еще в советские 80-е годы в Вологодском тогда еще политехническом институте работали на кафедре гибких производственных систем. Там проводились отработки моделей будущего производства, где предполагалось использование компьютерной техники, роботов, станков с числовым программным управлением, и обучение всему этому. Так что мы ничего особенно нового, наверное, не изобретали. Если в 90-е годы решать производственные задачи не хватало сил и возможностей, то после 2010-го мы подтянули людей, мобилизовали резервы. Наша производственная площадка сегодня целиком ориентирована на современные технологии, станки с цифровым программным оборудованием, есть направления, связанные с робототехникой. Не забываем мы и об образовании. Если в 90-е годы мы начали с детей, с обучения их компьютерной грамоте, то сейчас у нас уже есть две базовые кафедры в Вологодском госуниверситете.

— В чем особенность новый, выбранной «Мезоном» рыночной ниши?
— Специфика в том, что мы создавали производство не для выпуска какой-то конкретной продукции, условно говоря, ложки, вилки, тарелки, или какое-то оборудование. Мы сразу создавали некую технологическую площадку, которая будет делать качественную и точную металлообработку. Она ориентирована на кооперацию и с очень крупными компаниями, но и с небольшими, впрочем, тоже. Мы освоили технологическую нишу, можем производить обработку деталей с микронной точностью. Наши заказчики есть в Вологде, мы сотрудничаем с Вологодским подшипниковым заводом, оптико-механическим заводом, с череповецкими компаниями, например, с «Северсталью»…

— Заказы есть?
— Достаточно много. Почему с нами работают, такие крупные компании, как, например, лидер отечественного двигателестроения «ОДК-Сатурн», потому что мы беремся за решение сложных задач. Например, наш партнер готовит новые изделия, или опытные образцы, которые требуют высоких инженерных затрат, проблемные изделия или имеет большое количество брака по каким-то деталям — все это то, чем мы занимаемся. Это, конечно, не просто. Но это именно те компетенции, которые привлекают крупные серьезные компании, заставляют их с нами работать.

— Какова перспектива развития, насколько велика конкуренция на этом рынке?
— Я думаю, это направление будет развиваться. В советские времена завод, создавая какие-то новые изделия, организовывал у себя всю технологическую цепочку от начала до конца. Из-за этого возникали огромные заводы, а мир с удивлением смотрел, какие крупные заводы строил СССР. Сейчас этого нет. Индустриальные мощности значительно сократились. Все считают затраты. Я думаю, будущее — за распределенным производством, за аутсорсингом, когда компании объединяют усилия и делают качественный продукт «по частям», занимая свои технологические ниши. Это общемировая тенденция…

— Как в этом смысле планирует развиваться ЗАО «Мезон», условно говоря, «вширь», наращивая производственные мощности, или «вглубь», развивая компетенции?
— У нас есть понимание, что надо создавать на предприятие научно-производственный центр, решать задачи разработки новых технологий в части создания каких-то новых изделий и выпуска каких-то наиболее сложных узлов и деталей для этих изделий. На собственной площадке, но в кооперации с крупными компаниями. В обозримой перспективе мы стремимся к тому, чтобы стать максимально наукоемкими, а не самыми крупными.

— Этот план требует существенных финансовых вложений?
— Нам не требовались до сих пор какие-то «суперсуммы», но с недавних пор остро встал вопрос качественного и надежного партнера — финансового учреждения. Поясню на примере. Долгое время мы ориентировались на работу с небольшими региональными банками. Потому что было впечатление, что они работают более гибко и быстро. Долгое время так оно и было: когда возникали вопросы о кредитах, оформлении документов, — подобные вопросы в небольших банках всегда решались оперативнее. Но в последние годы в банковской сфере идет известный процесс, когда мелкие банки исчезают, остаются крупные. Последней каплей стала ситуация с «Вологдабанком», лишившимся лицензии, которая вынудила нас пойти на поиски нового крупного партнера. Таким партнером для нас стал Сбербанк, который сумел доказал, что с ним можно работать.

— Речь шла о каком-то конкретном кредите?
— Ситуация такая. Когда «Вологдабанк» исчез, кредиты, которые мы у него взяли (несколько десятков миллионов рублей — для нас это хорошие деньги), стали «ничьими». Нужно было перекредитовываться, начинать работать с другим банком. Кроме того, с исчезновением «Вологдабанка» наше развитие не остановилось. Нам нужно было финансовое учреждение, с которым можно было бы работать на перспективу, которое может нам обеспечить решение и текущих, и оперативных, стратегических задач. Решение о сотрудничестве со Сбербанком далось достаточно непросто. Сбербанк — большой, достаточно зарегулированный. Но нужно отдать должное руководителям отделения банка в Вологде — они предприняли много усилий, чтобы выстроить с нами нормальные отношения, мы тоже старались. Все кредитные обязательства, которые у нас существовали в «Вологдабанке», перешли в Сбербанк на более выгодных для нас условиях. Нам это нравится. Кроме того, стали возникать вопросы по получению гарантий. Причем, крупная компания, с которой мы заключили контракт, выдвинула очень высокие требования к банку-гаранту. Сбербанк эти гарантии оформил очень быстро. Они объясняют это тем, что, поскольку мы стали их клиентом, они все вопросы будут решать оперативно. Пока Сбербанк выполняет обещания. Посмотрим, что будет дальше.

— Вы в бизнесе давно, наверняка читателям нашего делового портала будут интересны те принципы ведения дел, которыми вы руководствуетесь все эти годы…
— Я, наверное, не буду оригинален, потому что считаю, базовыми для себя правила, которые декларировали в СССР, когда говорили, что надо работать честно, что деньги — это воплощенный труд и оценка этого труда. Ты в первую очередь ценен тем, что ты сделал, что в результате твоей работы возникло. Поэтому у нас и проекты такие — учебные центры, базовые кафедры, производство… Уровень подходов такой — традиционно-консервативный. Надо взяться за сложную задачу, качественно ее решить, все сделать честно, без взяток и откатов. Возможно, мы из-за этого развиваемся не так быстро, как хотелось бы, но развиваемся уже много лет. И этот наш подход особенно помогает нам в кризисные периоды — в этих условиях мы наоборот начинаем развиваться более активно, потому что именно ситуации кризиса особенно большую роль начинает играть объем труда, который ты вкладываешь…

— Какой совет хотел бы дать бизнесмен Елгаев молодым предпринимателям?
— К сожалению, очень многие думают, что бизнес — это легко. Хотя нужно отдавать себе отчет, что человек, решивший заняться предпринимательской деятельностью, берется за очень сложную задачу, и далеко не факт, что это надо делать. Надо сто раз подумать — создавать что-то свое или нет. Нам на каждом углу говорят — «нужны новые предприниматели». Мне же кажется, что зачастую людям, к которым обращены эти призывы, не обозначают уровень ответственности, и серьезности дела, которое они на себя взваливают. А мне кажется, что с людьми надо быть честными...

Инвестиции в судебные процессы практикуются в США уже более десяти лет, а с 2017 года они доступны и на российском рынке. Сколько можно заработать на таких сделках и какие риски с ними связаны?

Помимо венчурных стартапов и биткоина у любителей рискованных инвестиций есть еще одна возможность вложить деньги в расчете на сверхприбыль — финансировать судебные дела. Эта индустрия возникла в США в начале 2000-х годов, когда инвестиционные фонды начали оплачивать судебные издержки третьих лиц в обмен на процент от суммы иска в случае победы. Со временем эта практика перешла в интернет, где появились специальные сервисы для частных инвесторов — американские платформы LexShares, Trial Funder, Mighty и другие. На этих сайтах пользователь может выбрать судебное дело, оценить вероятность победы истца и вложить деньги, которые пойдут на оплату судебных издержек (услуг адвоката, сборов суда и т.д.). Платформа при этом удержит какой-то процент от инвестиции в качестве комиссии — обычно она составляет 10%.

В случае победы инвестор получает 15-40% от той суммы, которую суд постановит выплатить истцу. Таким образом, инвестиционная прибыль от такой операции может превышать 100%. Если же инвестор сделает неудачный выбор, он потеряет свои деньги — никаких компенсаций сервисы для финансирования судебных дел не предусматривают. Примечательно, что некоторые из таких онлайн-платформ используют технологии краудинвестинга — совместного инвестирования, когда большое количество людей вкладывают в одно и то же дело небольшие суммы. Потенциальный гонорар (те самые 15-40% от «выигрыша») в этом случае будет разделен между всеми инвесторами пропорционально их вложениям.

Мировая экспансия

Оценить объем мирового рынка инвестиций в судебные дела трудно — отрасль относительно молодая, и открытой статистики по ней нет. Однако еще в 2010 году в статье для The New York Times двое участников этой индустрии заявляли, что оборот по таким сделкам уже перевалил за миллиард долларов. Кроме того, по данным британского НКО Justice Not Profit, в 2017 году инвестиционные фонды Великобритании, которые специализируются на финансировании судебных процессов в стране, аккумулировали дел на £1,5 млрд.

Эксперты, опрошенные РБК, считают, что популярность таких инвестиций в мире будет только расти. Портфельный управляющий УК «Альфа-Капитал» Дмитрий Михайлов выделяет три причины этого: большой объем рынка судебных споров в США (свыше $200 млрд) (в этой стране работает большинство существующих платформ для судебных инвестиций), стремление инвесторов к более высоким доходностям, а также мода на IT-сектор во всем мире. Исполнительный директор IT-компании Visabot Артем Голдман добавляет, что развитию судебных инвестиций будет способствовать как распространение новых технологий, так и увеличение количества дел, в которых представитель малого бизнеса выигрывает процесс против крупных участников рынка.

Кроме того, этот рынок постепенно становится все более организованным: так, в январе 2017 года парламент Сингапура легализовал инвестиции в юстицию, а в 2016 году с рекомендациями о подобных изменениях в праве выступила Комиссия по правовой реформе Гонконга.

Российский рынок

В России индустрия судебных инвестиций находится на стадии зарождения. В начале 2017 года запустился первый российский онлайн-сервис, работающий в этой отрасли, — Platforma-Online. Как и на американских аналогах, пользователь этого сервиса оплачивает судебные издержки истца, получая взамен до 40% от «выигрыша». За свои услуги платформа берет комиссию в 10% от суммы инвестиции. Входной порог для инвестора варьируется: по состоянию на 22 марта 2017 года в архиве закрытых кейсов сервиса были представлены дела в диапазоне инвестиций от 500 тыс. до 14 млн руб. Как сообщается на сайте Platforma-Online, по делу, требующему инвестиций на 14 млн руб., сумма иска составляла 166 млн руб., а инвестор в итоге заработал 150% от суммы своих вложений. Возможности совместного инвестирования в кейсы на сайте пока нет.

Каждый судебный иск перед регистрацией на платформе проходит тщательную экспертизу с привлечением сторонних специалистов, отмечает основатель сервиса адвокат Ирина Цветкова. Региональных ограничений в сервисе нет — некоторые дела рассматриваются в юрисдикциях других стран. «Мы берем дела только с шансами успеха более 70%, но, конечно же, никаких гарантий нет», — говорит Цветкова.

По ее словам, сервис ориентируется на западные платформы и в дальнейшем помимо экспертизы от профессионалов планирует использовать нейросети. Эта технология позволит анализировать успешные дела и оценивать потенциал к победе у новых кейсов для инвестиций. Данных для полноценного big data анализа пока не хватает, но переговоры с разработчиками уже ведутся, подчеркивает Цветкова. Количество инвесторов на платформе и статистику успешных дел она не раскрывает. Впрочем, американские сервисы тоже пока не публикуют открытую отчетность с такими данными.

Этические вопросы

Отношение к инвестициям в судебные процессы по-прежнему неоднозначное: зачастую их считают не только высокорискованными, но и неэтичными. Так, в 2012 году Торговая палата США назвала их в своем докладе «угрозой эффективному управлению гражданской юстиции в Соединенных Штатах». По мнению ведомства, неконтролируемые инвестиции в судебные процессы могут привести к увеличению количества судебных исков и стать инструментом для сведения счетов с недоброжелателями при помощи исков третьих лиц.

Страхи чиновников частично воплотились в жизнь в 2016 году, когда стали известны подробности конфликта основателя PayPal Питера Тиля с американским таблоидом Gawker. В 2007 году издание опубликовало материал о сексуальной ориентации Тиля, после чего предприниматель нанял команду юристов для поиска и финансирования дел других оскорбленных таблоидом людей. Самым известным эпизодом стал иск от американского рестлера Халка Хогана — издание в 2012 году опубликовало домашнее порно Хогана, за которое тот отсудил $140 млн. В результате издание разорилось из-за большого количества судебных разбирательств и закрылось в 2016 году. Сам Тиль считает свой крестовый поход против таблоида исключительно благородным делом, но СМИ уже успели упрекнуть его в угрозе свободе слова.

Основные риски

Управляющий инвестиционным портфелем Фонда развития интернет-инициатив Сергей Негодяев считает, что главной проблемой всех платформ для судебных инвестиций является непрозрачность системы оценки рисков при выборе кейса для финансирования. Это роднит их с сервисами по кредитованию без посредников — такими как LendingClub, которому в свое время пришлось отвечать на претензии к безопасности операций со стороны Комиссии по ценным бумагам и биржам США, напоминает эксперт. По мнению Негодяева, из-за своей непрозрачности инвестиции в судебные дела сопряжены с еще большими рисками, чем финансирование венчурных стартапов.

Михаил Будашевский из юридической компании «Хренов и Партнеры» добавляет, что инвестор в судебные дела практически не защищен от обмана со стороны платформы. «Если инвестор будет вынужден обращаться в суд за выплатой причитающегося ему вознаграждения после выигрыша дела, то перспективы такого иска будут неоднозначны», — предупреждает он. По словам юриста, суд может настороженно отнестись к столь нестандартной форме инвестирования и взыскать с платформы лишь ту сумму, которую фактически предоставил инвестор. С ним согласен Дмитрий Михайлов из УК «Альфа-Капитал», который отмечает, что инвестор не защищен от махинаций. А вот остальные риски у этого вида инвестиций мало чем отличаются от вложений в венчурные стартапы. «В целом это типичный венчур. У инвестора небольшие шансы на успех, но куш может быть большим», — заключает финансист.